Элисо Вирсаладзе: «Не люблю говорить комплименты»

Всемирно известная пианистка, народная артистка СССР играет с Воронежским академическим симфоническим оркестром не впервые. С главным дирижером коллектива народным артистом России Владимиром Вербицким она познакомилась в 1984 году, во время гастролей в Испании. 3 и 4 сентября Элисо Вирсаладзе и Владимир Вербицкий откроют 84-й сезон Воронежской филармонии и 96-й сезон Академического симфонического оркестра.

Элисо Константиновна солирует в Пятнадцатом концерте Моцарта. Всем известно, что музыка Моцарта оказывает на людей благотворное действие. Терапевтический эффект увеличивается в разы, когда за роялем музыкант такого класса. В исполнении Элисо Константиновны, как и в ее облике, и манере общаться, – масса искренности, сердечности, по-настоящему юной энергии, которой могут позавидовать молодые музыканты. «Давно не получала такого удовольствия от игры с оркестром», — сказала пианистка воронежским музыкантам после репетиции, а в разговоре с журналистами отметила безупречное качество звучания оркестра и точное попадание в моцартовский стиль.

— Это не комплимент, это, на самом деле, правда, — утверждает Вирсаладзе. – Потому что комплименты я не люблю говорить. Я действительно в полном восторге от оркестра. Во-первых, это очень высокий уровень, во-вторых, они играют настолько слаженно, как будто на сцене не восемь пультов, а два. Это редко бывает, я даже не знаю, где сейчас в России можно встретить такой аккомпанемент.

— Как Вам удается сохранять прекрасную творческую форму?

— Надо любить свою профессию и считать ее не профессией, а смыслом ежедневной жизни, тогда всё будет более или менее в порядке. Что касается занятий, у меня это даже не всегда занятия на инструменте: иногда всё в голове прокручивается. Голова вообще очень помогает, не только руки, потому что, в принципе, всё от головы идет.

— Вы играете в Воронеже Пятнадцатый концерт Моцарта. Как менялась Ваша интерпретация музыки Моцарта со временем?

— Это относится не только к Пятнадцатому концерту, а к любому произведению, потому что мы, музыканты, много играем на сцене, повторяя те произведения, которые уже играли. Скоро я буду открывать сезон в Большом зале Московской консерватории Третьим концертом Бетховена, который я много раз играла: это был вообще первый концерт в моей жизни, который я играла с оркестром, правда, только первую часть. Помогает только музыка, потому что, на самом деле, всё идет от музыки. Есть произведения,  и это больше касается произведений современных авторов, когда ты один раз сыграешь и потом, уже второй или третий раз, не знаешь, что там надо открывать. А здесь каждый раз открываешь новое, потому что в классической музыке заложено неисчерпаемое богатство. В свое время Шнабель гениально сказал: сколько бы мы ни пытались играть Бетховена, мы можем только чуть-чуть приблизиться к тому, что написано Бетховеном. В этом смысле пианисты – счастливые люди, потому что у нас богатый репертуар. И, несмотря на то, что мы многое повторяем, это всё гениальные произведения, которые требуют от нас очень большого внимания.

— Как Вам кажется, сегодня изменилось отношение молодежи к классической музыке?

— На самом деле, оно меняется, потому что сейчас молодежь стала ходить на концерты больше, чем ходила раньше, это совершенно точно. Причем это касается не только России, но и многих европейских стран. Я думаю, настоящее искусство всегда находит отклик, какая бы аудитория ни была – искушенная или неискушенная, ей нужно доверять, с ней нужно говорить на равных, нельзя быть с ней подобострастным, относиться к ней фамильярно. Где бы ты ни играл – будь это клуб железнодорожников или Большой зал консерватории – отдача должна быть абсолютно равной. Это главное.

— В Воронеже нередко гастролируют Ваши ученики – Борис Березовский, Яков Кацнельсон и другие очень известные музыканты. Все они – яркие индивидуальности, и всё же, что их объединяет?

— Ну, во-первых, то, что все они играют на рояле (смеется), но все они, безусловно, разные личности. И, конечно, самым трудным для меня было, когда я начинала свою педагогическую работу, максимально выявить то, что у каждого заложено в потенциале. То есть, как бы открыть нутро пианиста. Чтобы давать ему уверенность, что он может многое, даже если он сомневается, может он или нет. Это не значит, что не надо требоваться от них максимально. Я часто привожу этот пример, не буду называть фамилию, но у меня был студент с очень хрупкой конституциональной конструкцией, очень ранимый и очень талантливый. Мне пришлось пять лет ждать, чтобы сказать ему все, что я хотела сказать еще на первом курсе. Не навязывая мощный спектр моих ощущений, сказать, что надо делать. И только через пять лет в аспирантуре я смогла ему сказать всё, что хотела. Я оберегала его психику. Это не только педагогика, но и психология. И потом, надо любить своих студентов. Без любви невозможно преподавать. Я знаю много случаев, когда замечательные пианисты не могли быть педагогами.

— Трудно попасть к вам в класс?

— Нужно просто поиграть. К слову, у меня училась очень талантливая пианистка из Воронежа, Анна Фаустова, она оканчивала у меня и консерваторию, и аспирантуру, я и сейчас часто приглашаю ее на мои классные концерты.

— Что Вас может обрадовать?

— Сама музыка. Невозможно не улыбаться, когда слушаешь Пятнадцатый концерт Моцарта, а когда слушаешь Шуберта, невозможно не быть вовлеченным в этот трагизм. У Шуберта, в основном, мажорная тональность, а всё время хочется плакать.

— У Моцарта тоже.

— Да, но у Моцарта всё-таки больше радости.

Фото: Наталья Коньшина